Когда моей жене пришла пора рожать, я привез ее в больницу и решил остаться – отчасти из любопытства, отчасти из страха, отчасти из желания помочь.
Помочь не вышло. Я пару раз вытер мокрой губкой ее вспотевший лоб да попытался произнести что-то ободряюще-утешающее. Но, во-первых, ободрения и утешения у меня почему-то никогда не получались, а во-вторых, я быстро понял, что роды для женщины – тяжелая работа, требующая полного сосредоточения. Не до мужа тут.
Роды, как известно, процесс довольно долгий, и страх или беспокойство (когда все протекает нормально) у мужа-наблюдателя быстро проходят. Если – да простят меня женщины за цинизм – сравнивать роды с фильмом, то это картина с довольно живым началом, затянутой серединой и захватывающим финалом, на который приходятся самые сильные впечатления. Кстати, о фильмах: у одного моего знакомого трое детей, и все роды он снимал на видеокамеру. Я не понял, зачем это, – мне роды не показались зрелищем, которое хотелось бы видеть вновь и вновь. Ну да вкусы у всех разные.
Противники присутствия отцов при родах говорят, что, мол, представ перед своим мужчиной в таком виде, женщина может утратить для него сексуальную привлекательность. По-моему, это ерунда. Вряд ли взаимная привлекательность зависит от того, видел ли ты близкого человека "неприглаженным", – мы, слава Богу, не столь примитивные существа.
Громкий стук сердца ребенка, усиленный контрольным прибором. Багровое лицо роженицы. И вот, наконец, само появление младенца – мне он показался похожим на попискивающую резиновую куклу. Глаза жены, в которых только одно – огромное облегчение от того, что все закончилось. И глаза ребенка, которого, обтерев и завернув в пеленку, дала мне акушерка. Вот это, наверное, и было самым сильным впечатлением: трехкилограммовое существо странного цвета смотрело на меня внимательно и совсем не по-детски. "Да все я про тебя знаю, папаша", – говорили огромные, неожиданно темные глаза (это потом, спустя несколько дней, они посветлели и сделались такими же, как у меня). Стало немного страшно.
Потом мне дали кисточку, намоченную в какой-то синьке, и я написал свою фамилию на ножке сына – так положено, сказали мне. Теперь он был мой, а я, видимо, его. Только я этого еще толком не понял. Это дошло до меня позднее, после нескольких бессонных ночей. А тогда, формально закрепив с помощью кисточки свои отношения с младенцем, я отнес его обратно – маме. В конце концов, это она была главной героиней фильма, а я – лишь помесью зрителя и эпизодического персонажа.
В этом, наверное, и заключается основная странность ситуации "мужчина при родах". Большинству из нас, мужчин, с детства в той или иной степени вбивается в голову представление о том, что мы – сильный пол, лидеры, "главные", по крайней мере в отношениях с женщинами. Роды ставят все с ног на голову: здесь мы можем лишь сочувствовать, помогать и молиться. То есть делать то, что, согласно традиционным представлениям, свойственно женщинам! Отец при родах – это мужчина, ставший женщиной, пока женщина ведет свою битву. Если, заводя практику присутствия пап при родах, кто-то думал, что этим способствует равноправию полов, то он ошибся. Это другое: опыт обмена местами. Опыт смирения. Опыт сопереживания. То есть всего того, чего маловато в нашем мужском мире. Хороший опыт, в общем. Правда, когда пришла пора появиться на свет нашему младшему, смотреть на роды я не пошел. Хорошенького понемножку.
